Мораль как нормативное ядро культуры состоит из морального сознания, нравственного поведения и этикета. Перечисленные признаки способствуют сохранению целостности социума, держащегося на стыде, жалости, милосердии и благоговении, что, по мнению В. Соловьева, составляет фундамент, на котором основана нравственность.
Конкретными ценностными знаками нравственности в человеке являются понятия "честь", "совесть", "достоинство", которые определяются в осетинском языке одним словом "намыс".
Слово намыс/намус < перс. nāmūs, дается В.И. Абаевым в значениях "честь", "чувство чести", "доброе имя", "слава" [II,155], от него определение намысджын / намусгин "наделенный (имеющий) честью, добрым именем, славой". Фыдæлты намыс "честь предков" – ценностный признак нравственности, скифо-сармато-аланское наследие в морали осетин – который, скорей всего, и послужил истоком клятвы осетин на оружии. Порою символом оружия и инструментом принятия клятвы выступала лæгуын лæдзæг "лысая палка (посох)". При организации военного похода, изгнании из своей среды творящих насилие или не вышедших по тревоге собирался совет, на котором голосовали поднятием лæгуын лæдзæг (А. Туаллагов).
Примеров в пользу воплощения в действиях нравственно-поведенческих представлений алан – предостаточно. К примеру, Пакат, дважды упомянув алан в панегирике в честь Феодосия в римском сенате в 389 г. и рассказывая о военных реформах перед гражданской войной 387/8 г., заметил, что аланы присягнули Феодосию дать добровольную помощь, оказав ему "честь быть товарищами по оружию" (А. Алемань).
Мужественность, дерзость, стойкость и благородство снискали столь позитивное к ним отношение, что аланам была оказана честь присутствовать при декламации панегирика в Милане в январе 398 г., "честь, соответствующая высокому военному рангу" (А. Алемань).
Никифор Вриенний пишет о том, что перед началом правления Михаила один из аланских наемников, бывших с благородным Исааком (Комниным, подвергшимся вместе с братом Алексеем нападению двух сотен турок), по имени Арават, призвал товарища по имени Хаскрис вместе с ним сойти с лошадей и стрелами встретить врагов. "Ибо будет постыдно, – сказал он, – если благородные и отважнейшие мужи подвергнутся опасности в присутствии аланов, позор падет тогда на весь аланский народ!" (А. Алемань).
Осетины получили в наследство от средневековых алан язык, многие традиционные обряды, обычаи, сохранившиеся в их этнической культуре и ментальности. Иллюстрацией к последнему является выражение: Худинаджы бæсты – мæлæт. – "Лучше смерть, чем позор (букв. Вместо позора – смерть!)". Вполне оправданно определение иностранными учеными осетин как "сынов и внуков алан и скифов" (Ж. Дюмезиль, Р. Блайхштейнер).
Персидское слово намыс/намус в значениях "честь", "достоинство", "репутация", "cлава", а также "закон", "совесть", "почтительность" широко заимствованы и кавказскими, и тюркскими языками. Но, заметим, что в каждой национальной культуре оно является нравственной категорией, если моральные нормы находят свою реальную основу – ценностную, духовную и нормативную. К примеру, термин "адыгэ нэмыс", под которым понимают, с одной стороны, адыгский этикет, а с другой, характерную для народа воспитанность, в сознании людей является едва ли не синонимом адыгства (Б.Х. Бгажноков).
Намыс кæнын 1. воздавать честь; 2. принимать с честью; намысджын именитый; знатный; прославленный (Осет.-русск. сл., 305). Намыс бахъахъхъæнын "сохранить честь"; намыс хъахъхъæнын "беречь честь"; Намысы III къæпхæны орден "орден Славы третьей степени"; намысы аккаг "достойный славы"; намысы хæс "долг чести"; лæджы кад æмæ намыс "честь и слава человека (мужчины)"; хæстоны намыс "воинская слава"; намыснылæггæнæг "унизительный"; намысныллæггæнæг уавæр "унизительное положение"; намыссæфт "бесчестье"; намысцух "недобросовестный", "бесславный" (Гуриев, Гутиева. Осет.-русск. сл., т. III, 322–323), а также намыс ауæй кæнын "честь, репутацию потерять (букв. честь продать)", намыс æм сдзырдта "совесть в нем заговорила", "намыс ссыгъдæг кæнын "очистить доброе имя (упрочить репутацию)".
Нравственные нормы раннеклассового общества получили освящение в религиозных кодексах морали (æгъдау у осетин; адыгэ хабзэ у адыгов), а в традиционном обществе они выглядят как проблема духовного плана: практически в жизни связаны с освященным сословным порядком поведения.
По словам В.И. Абаева, значение обычая, адата, нормы поведения – æгъдау – в старом быту осетин колоссально: алкæмæн йе ´гъдау йæ гакк у" для каждого его обычай служит его (отличительной) приметой"; æгъдауыл мард уыдысты фыдæлтæ "ради обычая (адата) наши предки шли на смерть". Другой термин для обычая, фæтк/фæдгæ, фæткæ, имеет более ограниченную сферу применения – в основном в местных, семейных и культовых традициях: хъæуæн æгъдау, хæдзарæн фæтк "что ни село, то свои обычаи, что ни дом, то свои порядки". Но по происхождению термин фæтк/фæдгæ так же древен, как и термин æгъдау. Примером рагон æгъдау "древнего обычая" можно считать скифо-аланский обряд сидения на шкуре (Ж. Дюмезиль), когда слабая сторона нуждалась в силовой поддержке. Приносился в жертву бык, мясо которого нарезали на куски, отваривали и, разостлав шкуру, складывали все мясо на ней, а просящий помощи садился на ее край, заложив свои руки за спину, словно они были связаны в локтях. Кто брал мясо и наступал правой ногой на шкуру, обязывался участвовать в военном деле сам и привести своих сторонников. Ступить на шкуру было равносильно клятве, присяге, которую никто и никогда не посмел бы нарушить. В результате этого акта собирались значительные силы, которые оказывались несокрушимы для противника, и конфликт большею частью разрешался мирно (Плутарх, Лукиан). Приведенным обрядом обусловлено появление в осетинском языке следующих фразеологизмов:
Кæд ма дын галдзармыл бахæрон ард, æндæр дын мæ бон ницыуал у. – "Кроме как еще клятвой на шкуре быка, ничем другим, очевидно, убедить тебя больше не смогу". Так говорили, когда просящий в долг исчерпывал все имеющиеся аргументы для убеждения, но тем не менее оставался все-таки момент сомнения. Когда же человеку, просящему в долг, сразу оказывали доверие, то в адрес лица, дававшего долг, обычно выражались: Дæ галдзармыл дын ныллæууыд, мыййаг. – "На твою бычью шкуру наступил, что ли".
В основе кодекса алан-осетин æгъдау "обычай", "адат", "норма поведения" – (cр. словосочетания æгъдаумæ гæсгæ "по обычаю, по закону", æгъдау кæнын "почитать"; "оказывать уважение", "уделять внимание"; "отдавать должное"; æгъдау æвæрын "устанавливать законы, правила, порядки, обычаи"; "наводить порядок, дисциплину"; æгъдау дæттын "почитать, уважать" (Абаев, I. 1958:122) – лежит устойчивость и незыблемость вертикальной цепи поколений. Для горцев во всех ситуациях важно следовать правилам и этикету и возвышаться всем своим духом над уæвынад "бытием".
Неиссякаемый дух свободы, памятливость на добро и зло, верность обычаям предков, искренняя самоотверженная забота о стариках и детях, незыблемый, складывавшийся веками кодекс мужской чести, презрение к "бумажным" законам и почитание неписаных, но обеспеченных совестью адатов, воинская доблесть – вот далеко не полный перечень мировоззренческих императивов горцев, запечатленных в эпосе и фольклоре. По сути, горцы едины в базовых ценностях мировоззрения и ментально-психологических чертах; мораль долга и мораль совести связаны с социализацией индивида в культуре.
Главной онтологической константой Cеверной Осетии, лежащей у подножия гор, является идея вертикали (сакральная символика горы), которая как основная пространственная координата несет всю смыслообразующую нагрузку и отображается в быте, морали, духе и культуре горцев, для которых кад, намыс, лæгдзинад (слава, честь, мужество) являлись определяющими. Исходя из закона соотнесенности между окружающим миром и специфическими особенностями ментальности, можно констатировать, что сущность осетин определяет архетип гор, а за склад их мышления и характер ответственна экосистема. Считается, что благодаря ландшафтным условиям горной и предгорной зоны в исторической ретроспективе сохранились генетическая чистота, историческая память и самобытность горцев.
Истоки æгъдау уходят в начальный этап истории осетин, в аланскую культуру, связаны с воинским кодексом алан, богатое духовное наследие которых сохранилось в фольклоре и эпическом повествовании о нартах. Могучие и рыцарственные нарты ассоциируются с историческими аланами, следовавшими тому же кодексу чести. Проиллюстрируем.
В Батразе, идеальном витязе железного века, народ видел идеал мужчины, доблестного воина, члена родового сообщества, обладающего силой, отвагой, честью, не прощающего обид и держащего слово, презирающего хитрости, уловки; он – эталон воздержанности в пище и уважения к женщине. Таким, по кодексу нартов, должен быть настоящий мужчина.
Содержание понятия намыс в осетинском языке, нэмыс и анамыс / аламыс в абхазо-адыгских языках многозначно. Осетины предостерегают: дæ намыс макуы фесæф "никогда не теряй чести"; лæг намысæй лæг у "человека делает человеком честь"; намыс æмæ кад æнусмæ цæрынц "честь и слава живут вечно". Когда о человеке говорят: "Oн / она – человек с намусом", то имеют в виду: он/она – человек чести, совести, долга, мужественный, благоразумный, добрый и пр. Абхазы считают: "Где нет намуса – нет и человечности", "Где нет намуса – нет счастья"; "Стыдливость – это уже половина намуса". Адыги им вторят: "Ум – нэмыс, богатство – счастье"; "Ограничь свою речь и укрепи нэмыс".
Каждый из нас должен по мере сил способствовать возрождению и сохранению национальных традиций, потому что система моральных ценностей обеспечивает универсализацию бытия, причастность человека к своему миру, освящает наши отношения к другому человеку, к сообществу, природе и является частью духовного богатства народа.
АВТОР: ЕЛЕНА БЕСОЛОВА, ДОКТОР ФИЛОЛОГИЧЕСКИХ НАУК, ПРОФЕССОР СОИГСИ ИМ. В.И. АБАЕВА