Аналогом обрядового дерева зазбалас (зазбæлас), его своеобразным заменителем является ритуальный атрибут æлæм. Функциональное отличие его от обрядового дерева зазбæлас в том, что æлæм осетины изготовляют исключительно для мужчин, чаще пожилых.

В «Историко-этимологическом словаре осетинского языка» В.И.Абаева дается следующее толкование этого термина: «Ælæm / ilæn – обрядовый предмет, связанный с поминками, справляемыми в праздник komaxsæn (заговенье)» [Абаев I, 1958:125−126]. В различных источниках даются описания того, что представлял собой алам, как он готовился. В.Ф. Миллер определяет алам как «нечто вроде креста или хоругви из скрещенных жердей, с нитями, на которые нанизываются пряники, грецкие орехи и конфеты» [Миллер 1992: 456]. Интересующий нас материал содержится также в работе Б.М.Каргиева «Осетинские обычаи и обряды»: «Нæлгоймаджы мардæн кæнынц æлæм. Æлæм скæнынц марды хотæ кæнæ кæнгæ хотæ, чызджытæ, хаттæй-хатт хи бинонтæ дæр. Къафеттæ, æнгузтæ, æхсæртæ, фæткъуытæ æмæ æндæр ахæмтæ иу дыууæ путмæ æввахс, фидар бæхсныгыл хæлттæ-хæлттæ, кæрæдзиуыл хæстæй бафидар кæнынц роггомау хъилыл. Уый фæхуыйны æлæм. – Для покойного мужчины готовят алам. Алам собирают родные или сводные сестры покойного, дочери, иногда собственно его семья. Конфеты, грецкие орехи, лесные орехи, яблоки и тому подобное, приблизительно 1–2 пуда, на крепкой толстой нитке присоединяют друг к другу и к легкой палке. Это и называется алам» [Каргиев 1991: 110]. Описание алама имеется и в книге «Осетинские обычаи»: «Цыллæ бæттæнæй-иу скодтой хызы хуызæн, цыма тырыса у, афтæ. Æрцауыгътой-иу ыл адджинæгтæ æмæ дыргътæ, алыхуызон лыстæг дзаумæттæ: цъындатæ, къухмæрхæнтæ, бапъирозтæ æмæ æнд. Ныххæлар-иу æй кодтой фынджыдзагимæ æмæ-иу æй бæхыл рахастой, уынгты-иу адæм фылдæр кæм лæууыд, уым-иу æй ныууыгътой, æмæ-иу æлæм уæлмæрдмæ ахастой. – Из шелковых нитей делали что-то вроде рыболовной сети или флага. Вешали на нее сладости и фрукты, разные мелкие предметы, носки, носовые платки, сигареты и т.д. Посвящали покойному вместе с накрытым столом, и затем всадник на скаку нес ее по улицам, там, где было скопление людей, тряс ее, затем алам несли на кладбище» [Осетинские обычаи 1999: 20]. 

Ещё один вариант даётся в книге Ф. Хозиева: во время обряда зазхассан в качестве дани почета умершему изготавливали алам. Срубали маленькое деревце, которое затем надо было обстругать. На конце поперек прикрепляли короткую палку и вешалки. Вешали на них конфеты, яблоки, сухофрукты, орехи и другие сладости. Несколько всадников, словно флаг, несли его по селам. Там, где они встречали скопление взрослых людей или детей, трясли его, и сладости осыпались на землю перед людьми. Это делалось для того, чтобы больше людей смогли откушать от поминального стола. По возвращении в дом покойного палку устанавливали во дворе. Тому, кто мог вскарабкаться на нее и достать что-нибудь из сладостей, дарили какую-либо вещь, чтобы он носил ее в память о покойном [Хозиты 1999: 211]. 

В собранных нами текстах подтверждается, что обрядовый элемент æлæм в настоящее время встречается не столь часто. Кроме того, информанты  зачастую сомневаются по поводу возраста и пола покойного, для которого следует собирать æлæм. Имеет место ещё одна дифференциация: некоторые указывают, что алам собирали для покойного мужчины, который умер за пределами Осетии, но тело его привезли на родину (ласгæ мард).

По своей функциональности атрибуты æлæм и зазбæлас идентичны. Они одинаково украшены сладостями, одним способом доставлялись на кладбище. Может быть, именно это послужило причиной их семантического отождествления. 

На кладбище алам доставляли всадники. В этот день устраивались особого рода скачки – æлæмхæссæн. Все информанты вспоминали, как ещё несколько десятилетий назад, в пору их детства или юности, зазбæлас из дома умершего человека всадник вёз на кладбище, в местах скопления народа останавливался и тряс дерево, чтобы с него осыпались сладости. Чаще всего за всадником бежала детвора и подбирала упавшие с дерева сладости.  Отдельный «подарок» от семьи покойного предназначался для того, кто вёз зазбæлас или æлæм на кладбище. «Скачки бывали большей частью в честь покойного, там призы были более ценные, например: кинжал с поясом в серебряной оправе, часы карманные, деньги 10-15 рублей, а иногда и вещи покойного, как башлык, шапка каракулевая и прочее» [НА СОИГСИ. Фольклор, п. 125, д. 271, л. 4]. В настоящее время обрядовое дерево зазбæлас на кладбище доставляют на машине.

Известен похожий мегрельский обряд, справляемый в Новый год: хозяин дома изготовляет чичилаки: берут короткую палку; один конец палки расщепляют и в расщеп вставляют деревянный крест. Таким образом приготовленное «чичилаки» увешивают яблоками, конфетами, орехами, янтарем, шелком, серебряными монетами… Утром хозяин с «чичилаки» в руках обходит весь двор, произнося при этом положенные на сей случай молитвы [Абаев I, 1958: 126].

В абхазском похоронно-поминальном цикле обрядов есть атрибуты,  аналогичные осетинскому аламу. В частности, ритуальная древовидная  свеча ащамака, а также специальный ритуальный предмет ахьанап, причём большая связь прослеживается между аламом  и ахьанап. Последний изготовлялся семьёй умершего, если тот был молодым, специально для проведения конной обрядовой игры атарачей (атарачеи). Ахьанап мог быть в форме двухколенной свечи наподобие ащамака, либо деревца, состоящего из перекрещенных, унизанных орехами (каштанами, фундуком) дуг, с крестовидным деревянным основанием.

Алам и ахьанап одинаково использовались в конной обрядовой игре. В разгар поминок из среды сидевших за длинным поминальным столом поочередно начинали выходить оповещенные юноши, которые должны были принять участие в конной игре. Конники подъезжали к дому. Там наиболее ловкому и сильному из них, обычно другу или родственнику умершего, вручался ахьанап. Тот должен был, вырвавшись вперед, мчаться к намеченной на расстоянии цели, остальные гнались за ним, чтобы отобрать этот предмет. На пути конников были преграды в виде забора, ям, ухабин − чем труднее путь, тем азартнее игра. Держащий ахьанап обязан был, добравшись до цели, повернуть обратно и объехать вокруг (выделено нами – М.Д.) двора. Всадник, несший алам, объезжал вокруг (выделено нами – М.Д.) кладбища, по разным данным, от одного до трёх раз. В случае если гнавшиеся за юношей, держащим ахьанап, не смогли отобрать его, то подарок в виде кисета, домашней выделки полотенца либо другое изделие, доставался «держащему» атарачеи. В противном случае подарок доставался тому, кто отобрал ахьанап [Малия 2004: 249−250]. Рассматривая такое обрядовое действие, как объезжание на коне вокруг дома (в случае с абхазской ахьанап) или кладбища (в случае с осетинским аламом), следует вспомнить об интерпретации замкнутого круга как оберега. 

Об этимологии термина æлæм, объясняющей его сходство с флагом, читаем в «Историко-этимологическом словаре осетинского языка» В.И.Абаева: «Слово ælæm – арабского происхождения, известное и другим кавказским народам; ср. араб. ‘alam, перс. alam, тур. alem, ‘знак’, ‘знамя’, груз. alami  ‘знамя’, ‘флаг’, ‘значок’, инг. ælæm, ælæm-beghæ ‘надмогильный шест с белым флагом, ставится над умершим от ран’» [Абаев I, 1958: 126].

На семантическое единство æлæм и тырыса – в данном случае траурного флага – также использовавшегося в поминальной обрядности осетин, указывает и В.Уарзиати: «Материалы языкознания показывают, что в основе названия æлæм лежит арабско-персидский корень «’LM» с исходным значением «знак / знамение / чудо». Данные понятия находятся в прямой связи с понятием «знамя / флаг». Вспомним грузинское «алами», сванское «лем», ингушское «æлæм беккха» [Уарзиаты 1995: 221].

У Е.Н. Студенецкой даётся материал о траурном флаге: «На некоторых могилах были белые, красные или черные флаги, подобные тем, которые ставят мусульмане на могилах особо почитаемых людей, святых и т.п. Б. Куфтин привез в 1926 г. знамя, употреблявшееся во время поминальных скачек. Оно сшито из черной и белой ткани. На белой половине нашиты два черных креста, на черной – два белых. Посередине флага нашиты фигуры в виде цветка из розового шелка. Возможно, что между поминальным флагом и флагом на могилах есть связь» [НА СОИГСИ. Фонд 9. История, оп. 1, д. 10, л. 120].

Осетинский этнографический материал свидетельствует о следующем. Если покойный был молодым мужчиной, то æлæм «дополняется флагом черного цвета. Нижний угол полотнища обрезался по кривой, а на древко повязывали черную ленту, концы которой свисали вниз. Во время скачек  (дугъ) æлæм вручали наиболее сильному всаднику, а флаг – всаднику на резвой лошади. По некоторым сведениям, на флаге указывалось и имя покойного, в чью честь устраивались скачки. Если судить по данным исторического фольклора, то данный обычай у осетин отмечен еще в средневековье» [Уарзиаты 1995: 221−222]. 

В день поминок зазхæссæн после того, как всё приготовленное в доме покойного посвящалось и произносилась соответствующая молитва, близкие и родственники собирались на кладбище. Æлæм или зазбæлас передавали всадникам, которые вскачь объезжали все село. Встречая на своем пути группы людей, всадники встряхивали æлæм или зазбæлас, чтобы осыпались прикрепленные к ним сладости, которые тут же подбирали с криком и гамом дети. Всадники направлялись на кладбище, где остатки гостинцев делились между участниками скачек. При этом деревянную основу алама оставляли на могиле. С кладбища  до дома покойного всадники пускались вскачь наперегонки. В более позднее время æлæм, в зависимости от того, как он был сделан, на скольких деревянных палках крепился, могли нести сразу двое. 

На наличие траурного флага у балкарцев и карачаевцев обращает внимание В. Уарзиати: «Столь впечатляющим является сходство и в обрядах похоронно-поминального цикла у осетин и таулу». В их числе учёный называет ритуальное истязание при погребении усопшего, снятие надочажной цепи, траурные флаги и др. [Уарзиати 1990: 95]. Записанные нами тексты также подтверждают наличие траурного флага в обряде зазхæссæн: небольшой чёрный флаг либо крепился к ритуальному дереву, либо выступал как самостоятельный атрибут. Опять же, некоторые информанты указывают, что траурный флаг вместе с обрядовым атрибутом æлæм приготовлялись только для покойных, которые умерли далеко от дома, и которых пришлось везти на родину. Здесь имеет место наличие мотивационного признака по территориальной отнесенности (ласгæ мард), по возрастному и гендерному признакам.

Диана Вайнеровна Сокаева, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник отдела фольклора и литературы СОИГСИ им. В.И. Абаева

«Северная Осетия», 21.02.2017 г.